Во второй половине XI — начале XII века в Киево-Печерской лавре жил монах по имени Нестор. Он был составителем и редактором нескольких летописных статей, посвященных родной обители. В «Повести временных лет» есть рассказ об основании обители, жизни первых иноков при преподобных Антонии и Феодосии, сообщение о смерти первых двух основателей монастыря, об открытии мощей преподобного Феодосия и его канонизации.
В это же время на свет появляется шедевр древнерусской агиографии «Житие Феодосия Печерского». Ее автор — тоже насельник обители по имени Нестор, который также написал одну из версий жития первых прославленных русских святых — святых страстотерпцев Бориса и Глеба – детей князя Владимира, который крестил Русь.
Вот из спора о том, сколько было Несторов в Киево-Печерской лавре во многом и родилась русская филология. С середины XVIII века «несторовский вопрос» волнует умы ученых не менее сильно, чем гомеровский.
Получался настоящий детектив. В одном месте в одно время собрались два литературных таланта с одним именем. Они творили примерно в одно время (разница составляет не больше 30 лет с 1088 года по 1118), разбирались в византийских житиях и подробно описывали жизнь иноков.
Окончательное решение этой загадки, кстати, до сих пор не найдено.
Здравствуйте! Замужем не так давно. Волнует такой вопрос. Мы с мужем раньше друг друга не знали совсем. Встретились, полюбились, поженились. Муж стал ходить в храм, раньше не жил церковной жизнью. По разговорам понимаю, что у него были отношения с девушками, причем интимные. У меня тоже был молодой человек, согрешили с ним, после чего покаялась, покрестилась, стала ходить в храм. Но об этом сразу сказала тогда еще будущему мужу. А про его отношения как-то было неловко спросить.
Сейчас это как-то смущает. С одной стороны, интересно, как у него складывались отношения с девушками или почему не складывались. С другой — то что были интимные отношения, и они как бы прячутся, это меня уязвляет, рождает недоверие. Бывает мысль, что стоит поговорить об этом с мужем, спросить, что и как у него складывалось, почему и как он поступал. Это будет честным по отношению ко мне, и я буду больше доверять ему. Но как-то не решаюсь, так как боюсь узнать что-то, отчего будет больно (скорее из-за ревности). Но и просто оставить это не получается.
Татьяна Фалина, волонтер по тюремному служению, многодетная мама, воспитывает нескольких приемных детей, в том числе двоих детей, родившихся в колонии.
Уже год в моей семье воспитываются двое новых малышей — Белла и Саша. Эти дети родились в колонии. У них есть мамы. Но их мамы сидят. И в скором времени (с Сашей — через несколько месяцев, с Беллой — через три года) я должна буду разлучиться с этими детьми и вернуть их матерям. Многие считали, что это безумие. Что брать «временных» детей — только терзать себе душу. Но мы с мужем считаем, что это был единственно верный путь.
Я уже 11 лет занимаюсь тюремным служением — то есть помогаю людям в местах лишения свободы в колониях Нижегородской области. На заре своей волонтерской деятельности я узнала, что в тюрьмах тоже бывают младенцы. Это сообщение в первые моменты воспринимается как шок, хотя объясняется достаточно легко. Женщина в заключении может забеременеть, например, во время длительного свидания или попасть в колонию уже беременной. В этом случае ее переводят в одну из колоний, где есть Дом ребенка. Таких колоний на территории нашей страны несколько.
Дом ребенка при колонии отчасти напоминает обычный детский дом, но отличается от него в главном: каждый ребенок знает, что у него есть его собственная мама, и это добавляет малышу уверенности в себе. «Посмотрите на наших детей, — однажды поделилась со мной директор Дома ребенка. — Они же каждый — личность! А все потому, что каждый знает свою маму. Этого ребенку ничем не заменишь».
Дети содержатся в группах, но мамы имеют возможность ежедневно их навещать. Это совсем небольшое время — буквально пара часов в день, но этого достаточно, чтобы у детей формировалась привязанность к матери. Именно поэтому дети при колониях совсем не похожи на детдомовских.
И все же в ситуации с «тюремными» детьми очень много сложностей. Дело в том, что по закону ребенок может находиться в исправительном учреждении при матери только до трех лет. После этого возраста малыш должен покинуть колонию и дожидаться освобождения матери уже за ее пределами. При хорошем стечении обстоятельств опеку над ребенком оформляют родственники. При плохом — он попадает в детский дом на срок до освобождения матери.
Если у ребенка есть родной отец, который его признает, или любящие бабушки-дедушки, то все решается просто. Но так везет не всем. Чаще всего отец отсутствует вообще: бросил женщину или тоже находится в местах лишения свободы. И вообще, у женщин, оказавшихся в тюрьме, часто бывают трудные отношения с родителями и прочими родственниками. Или родственники не всегда попадают под критерии, необходимые для оформления опеки. Вот поэтому нередко случается так, что ребенка совершенно некуда пристроить.
После освобождения мать может заявить о своих правах на ребенка и забрать его. А потому детей, у которых мать находится в местах лишения свободы, нечасто берут под опеку, хотя их фотографии точно так же размещаются в базах данных детей-сирот: люди боятся, что ребенка потом придется отдать, боятся проблем с кровной матерью.
Но нередко случается так, что, освободившись, мать не возвращается за ребенком. Тогда начинается процедура лишения родительских прав. Но пока это произойдет, могут пройти годы — а малыш все это время будет находиться в детском доме.
Есть и еще один трудный момент. Если мать после освобождения решает вернуть себе ребенка, а его все же забрали под опеку другие люди, то возвращение для малыша тоже может оказаться весьма травматичным. Органы опеки забирают его из приемной семьи обратно в детский дом и уже оттуда передают матери (которую к этому моменту ребенок мог основательно забыть).
Получается кошмарная цепочка. Малыша в три года отрывают от матери — травма. Помещают в детский дом — травма. Потом, возможно, забирают в семью, где он привыкает к новым родителям, а потом его забирают от любимых им людей, снова помещают в детский дом и затем возвращают матери, от которой он отвык, которую забыл и которая стала для него чужим человеком. Да и мать уже не знает, как себя с ним вести.
Мне кажется, такие встряски не смог бы перенести даже взрослый человек, что уж говорить о ребенке.
Эту ситуацию можно было бы исправить, если бы детей из тюрьмы забирали опекуны с целью поддержать не только малыша, но и его мать. То есть брали на себя функцию родственников. В этом случае опекуны заранее знакомятся с ребенком и матерью, забирают его сразу из колонии (без передачи в детский дом), поддерживают контакты с матерью и с условленной регулярностью привозят малыша к ней на свидания. А затем, когда женщина выходит из тюрьмы, передают ребенка матери не сразу, а постепенно, помогая ей заново узнать его, понять его характер и интересы. Да, для опекунов это не самая простая задача. Зато ни в чем не повинный ребенок сможет избежать всех тех травм, которые я описала выше. Хорошо зная судьбы «тюремных» детей, я понимаю, что это — самое главное.
В нашей семье уже год воспитываются двое ребятишек из колонии. Мы регулярно ездим на свидания с мамами, созваниваемся с ними по телефону, делаем передачки, получаем от них письма. Я вижу, что наши дети любят своих мам, очень радуются их звонкам, с удовольствием ездят на встречи. При этом к нам они тоже очень привязаны. Когда-то меня отговаривали от этого шага — зачем связываться с «временными» детьми. Только душу себе рвать. Но я вспоминаю, как первое время Белла не слезала у меня с рук, а Саша по 5-6 раз за ночь просыпался и требовал покачать его на руках, и с ужасом думаю: как бы они, такие ласковые и ручные, были в детском доме?
В нашем случае все будет очень непросто: оба ребенка иностранцы и вместе с мамами подлежат депортации, как только у мам закончится тюремный срок. Мы мечтаем о том, чтобы мамы наших детей смогли остаться в России и мы бы сообща решали проблемы адаптации и начала для них новой жизни, но пока шансов мало…
Я знаю, что разлука с детьми, которых мы успели полюбить, будет для нас невыносимой. Единственный способ справиться, который мы нашли для себя — это всей душой полюбить мам наших малышей. Чтобы они тоже стали для нас близкими людьми. Это помогает.
Очень часто к женщинам-заключенным относятся свысока. Нередко слышу: «Хорошая же она мать, если сидит в тюрьме!» В этом случае мой муж отвечает: «Но она же сидит в тюрьме не за то, что она плохая мать! Мало ли что она совершила, но ребенка-то она любит!»
Мне кажется, такое отношение общества — одна из причин, по которой женщины, освободившись из тюрьмы, редко возвращаются за детьми. Сначала они болезненно переживают разрыв с ребенком и, чтобы не болело, чтобы не было так страшно и невыносимо, — предпочитают забыть. И со временем действительно отвыкают от детей, утрачивают родительский инстинкт. Их можно понять, ведь многие из них тоже в свое время недополучили любви.
Чтобы забрать малыша от опекунов или из детского дома, женщина должна выполнить ряд условий: обеспечить подходящее жилье, устроиться на работу. После освобождения для многих это становится трудноразрешимой задачей. Внутреннего ресурса бороться за себя и за ребенка у них нет — и потому после нескольких безуспешных попыток женщины сдаются.
Опять же, если бы ребенок в этот период был у дружественно настроенных опекунов, если бы мать регулярно его видела, чувствовала поддержку и могла неспешно решать свои проблемы, может быть, она и справилась бы с периодом адаптации на свободе и вскоре благополучно воссоединилась бы со своим чадом…
Я часто вспоминаю, как директор Дома ребенка при колонии поделилась со мной: «Мне моя предшественница говорила: никогда не пытайся узнать судьбу своих воспитанников, а то поймешь, что зря работаешь…» Судьба ребятишек, рожденных в тюрьме, действительно, часто бывает неблагополучной. Они словно обречены повторить судьбу своих родителей.
Такая безысходность будет продолжаться до тех пор, пока не найдутся люди, готовые прийти на помощь заключенной маме и ее малышу. То есть — мы с вами. Взять под опеку ребенка, родившегося в тюрьме, может любой человек, оформивший документы приемного родителя. Никаких особых правил и условий здесь нет.
Фотографии из личного архива Татьяны и Артема Фалиных
Для верующих это время испытаний, время, когда среди христиан открывались подлинные исповедники, готовые ради Церкви пожертвовать всем — даже своей жизнью. О том, как святые боролись за Церковь, в новом мини-проекте «Фомы».
15 октября 2018 года в Минске заседал Священный Синод Русской Православной Церкви. Главная тема — посягательство Константинопольского Патриархата на каноническую территорию Русской Церкви. Синод пошел на крайнюю меру — признал невозможность продолжать евхаристическое общение с Константинопольским Патриархатом. Что это значит и почему он это сделал?
01
Что значит «евхаристическое общение»?
Это значит, что служащие из разных Поместных (самостоятельных) Православных Церквей могут вместе совершать Евхаристию и вместе причащаться из одной чаши. Миряне могут причащаться в храмах любой Поместной Церкви, которая находится в евхаристическом общении с их родной Церковью. Например, миряне Русской Церкви могут участвовать во всех таинствах Иерусалимской Церкви и наоборот.
Почему Синод счел невозможным продолжать евхаристическое общение с Константинопольским Патриархатом?
Это было вынужденное решение в ответ на заявление Константинополя после Синода в Стамбуле 9-11 октября 2018 года. В нем говорилось, что Константинопольский Патриархат восстанавливает глав раскольников («УПЦ КП» и «УАПЦ») до прежних званий и возвращает их прихожан в церковное общение. Также Константинополь «отзывает» акт XVII века, который подтверждает нахождение Киевской митрополии в составе Московского Патриархата.
Сегодня на территории Украины существует несколько религиозных групп, каждая из которых называет себя «православной церковью». Русская же Православная Церковь, как и весь православный мир в целом, считает, что на Украине не множество церквей, а только одна, единственно каноническая Украинская Православная Церковь. Почему это так? Рассказываем.
Сколько на сегодняшний день на Украине существует религиозных групп, называющих себя «православной церковью»?
Очень много. Даже «патриархов» в Украине — целых два. Если же говорить о так называемых Церквях, то на сегодняшний день на территории страны существует и так называемая «Украинская православная церковь — Киевский патриархат» (УПЦ), и «Украинская автокефальная православная церковь (обновленная)», и религиозная группа с таким же названием, но только с добавлением слова «каноническая». И это далеко не весь список. Все они являются неканоническими и не признаются в качестве подлинной Церкви на территории Украины.
Повесть Юрия Бондарева «Батальоны просят огня» по праву считается одним из лучших произведений о Великой Отечественной, а ее сюжет лег в основу двух экранизаций — киноэпопеи «Освобождение» (фильм второй — «Прорыв», 1969) и одноименного фильма 1985 года. Автор сумел в призме небольшого эпизода сражения показать всю драматичность боев этого важнейшего этапа войны — форсирования советскими войсками Днепра в ходе осенней кампании 1943 года.
Но пусть читателям и зрителям не кажется, что «Батальоны просят огня» — та самая, «окончательная», окопная правда. Ни одна книга, ни один кинофильм не в силах передать и сотой доли того, чем является война на самом деле, — она всегда намного страшнее. Да и возможно ли во всей полноте описать грандиозную четырехмесячную битву за Левобережную Украину, в которой с обеих сторон приняло участие до 4 миллионов (!) солдат и офицеров, а фронт растянулся на 750 километров!..
Но сначала о книге и фильмах.
Капитан Ермаков обвиняет…
В повести два стрелковых батальона под общим командованием капитана Бориса Ермакова вынуждены сражаться на отбитом у немцев плацдарме в одиночку, практически без артиллерийской поддержки, и обречены на окружение и уничтожение. Они периодически дают сигнал дивизии «просим огня!», но их могут поддержать с другого, «нашего», берега только два орудия старшего лейтенанта Сергея Кондратьева.
Гиперактивность, задержки развития, неврозы, аутизм — сегодня «прогрессивный» мир переживает эпидемию детских нервно-психических расстройств. И эта эпидемия — вряд ли недобрый и неожиданный подарок природы, уж очень долго человечество готовило для нее почву…
Рождение и рост ребенка — самое естественное и простое, что есть в мире. Дети взрослеют «как на дрожжах», только успевай за их переменами. Любовь к детям, умиление детством исконно присущи человеку. Общение с ребятишками, занятия, игры доставляют старшему поколению ворох хлопот, тревог, планов, раздумий. Как можно оставаться равнодушным, когда малыш смотрит на тебя с такой неподдельной радостью и доверием?
Домашнее задание. Карл Ларссон. 1900
«Дороги нам родители, дороги дети, — пишет Цицерон, — природа сама смягчает мужскую суровость и вкладывает в отца сильную и нежную любовь к своим детям». Древнеримский поэт Альбий Тибулл рисует ребенка, который хватает отца за уши, чтобы расцеловать его, и старого деда, готового бесконечно слушать лепет внука. Среди многочисленных надгробий античного времени встречаются детские. Надписи на них свидетельствуют глубокую скорбь и привязанность родителей тех давних времен. «Отрока Туллия, который годы свои талантом превосходил, Григорио и Альтерия родители, единственного и драгоценнейшего погребли, прожил 4 года, 3 месяца».
Повесть Гоголя «Тарас Бульба» изучают в школе в седьмом классе, и нередко у детей (да и у их родителей) возникают недоуменные вопросы: почему герои повести, казаки-запорожцы — положительные герои? Ведь с точки зрения современных этических представлений их можно считать самыми настоящими разбойниками с большой дороги. А для читателей-христиан встает еще и другой вопрос: в чем заключается христианский посыл «Тараса Бульбы»? На непростые вопросы об этой повести Гоголя «Фоме» ответил в нескольких тезисах доктор филологических наук, профессор филологического факультета МГУ Владимир Воропаев.
Когда детям учителя или родители разъясняют смысл «Тараса Бульбы», то нередко допускают две серьезные ошибки, примитивизируя эту гоголевскую повесть.
Во-первых, это безусловное оправдание ее героев, запорожских казаков. Раз они защищают русскую землю от врагов, раз они защищают русскую веру — то какие могут быть к ним претензии? Они — образец для подражания, ими следует восхищаться, а их, мягко скажем, недостатки особой роли не играют. Такой подход был свойственен советской школе, но встречается и в наши дни.
Константинопольский Патриархат «в рамках подготовки к предоставлению автокефалии Православной Церкви на Украине» назначил своими экзархами в Киеве архиепископа Памфилийского Даниила из США и епископа Эдмонтонского Илариона из Канады. Что это может значить для канонической Украинской Православной Церкви и ее паствы? Об этом «Фома» спросил профессора Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, доктора церковной историиВладислава Петрушко.
— Прежде всего, это действие, которое совершено Константинопольской Патриархией без согласования, как со священноначалием Московского Патриархата, так и со священноначалием канонической Украинской Православной Церкви. Поэтому его однозначно можно квалифицировать как вопиющее попрание канонов и проявление очень недружественных чувств по отношению к Украинской Церкви и Московскому Патриархату в целом. По меньшей мере, эти действия оскорбительны сами по себе, но кроме того, на мой взгляд, они имеют и более далекую перспективу, делающую этот шаг еще более вызывающим, так как он, несомненно, будет способствовать углублению церковного раскола на Украине.
