fomaru

Читать на сайте

Братия называла его Лесным человеком. Потому ли, что жил он один и не искал ничьего общества. Жил в мертвой с осени по весну деревне, в доме, в котором никто бы не согласился даже одну ночь переночевать по своей воле. Или потому, что по скитскому послушанию собирал для братии лечебные травы, сушил и солил грибы, резал веники для бани. Но скорее всего, потому что он никогда бы не смог стать для них братом или сокелейником.

Они знали, как легко и по ничтожному поводу он приходил в гнев и ярость, и те, кто попадались под горячую руку, виноватые и безвинные, милости не ждали. Старые насельники помнили, как пять лет назад, работая в поварне, он надел кастрюлю с горячим молоком на голову труднику, позволившему себе зайти на кухню в грязной обуви. Поди вытерпи такого… Тогда его отправили в ссылку, в место, куда отселяли скитских «штрафников», — выгнать жалко, на людях держать боязно. Трое его предшественников в этой самой ссылке окончательно спились, а последний еще и в дурку угодил. Жить в одиночестве — невыносимый крест, но ему он оказался под силу. Раз в неделю он возвращался в скит на литургию и исповедь. А по четвергам аккуратно приходил в баню с рюкзаком белья для стирки, отличаясь редкой для труднического сословия чистоплотностью.

***

«Хоспис — не тифозный барак. Это не место, в котором умирают. Это место, в котором живут», — говорит протоиерей Александр Ткаченко. Он создал уже три дома для неизлечимо больных детей, четвертый открывается летом. Хосписы отца Александра не просто внешне похожи на дворцы из сказки. В них и правда исполняются мечты.

Читать на сайте

— Отец Александр, Вы смерти боитесь?

— Смерти нельзя не бояться — это дверь в область неизведанного. По большому счету мы не знаем, что нас там ждет. Разве только, что теряем себя такими, какими знали здесь. Страшно, что прерываются все связи, которые важны для тебя здесь, на земле. Пугает даже не сам факт смерти, а прекращение той жизни, которая составляла тебя. Не только какая-то деятельность, но и отношения с людьми.

Здоровые о смерти судят умозрительно — она далеко, поэтому не пугает. Но когда она близко, все видится совсем иначе. Если смерть уже неизбежна, как дорога на эшафот, ты боишься не ее самой, а скорее оцениваешь прожитое или пытаешься заглянуть в будущее. И нет «правильного» представления об этой границе — у каждого оно свое.

Задача тех, кто работает в хосписе, не гадать, как все будет после смерти, а сопровождать человека, быть рядом. Потому что очень страшно идти на этот эшафот.

Понятно, что приговор должен быть приведен в исполнение, понятно, что болезнь когда-то должна завершиться. Но очень важно, чтобы на этом пути был тот, кто будет держать за руку. И мы это делаем.

Читать на сайте

В книге Бытие сказано, что Бог сотворил женщину из ребра Адама: И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из ребр его, и закрыл то место плотию. И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку (Быт 2:21–22). Обычно, этот отрывок вызывает массу вопросов. Например, как воспринимать «ребро»: буквально или аллегорически? И если аллегорически, что стоит за этим образом? Можно ли истолковать этот сюжет как библейское обоснование «второсортности» женского пола? С этими вопросами «Фома» обратился к старшему преподавателю кафедры библеистики МДА, протоиерею Андрею Рахновскому.

Читать на сайте

Когда началась война, мне было девятнадцать, и я ушел на фронт. Еще в школе я был самым метким среди сверстников, гордился полученным значком «Ворошиловский стрелок». И был очень горд тем, что на фронте стал снайпером.

Читать на сайте

«А знаешь, я считала, что я тебя не люблю, — призналась Света спустя десять лет нашей семейной жизни. — Просто хотела тебя отбить у соперниц, ты ведь “первым парнем на деревне” считался, вот я за тебя и вышла».

Мы далеко не сразу стали гармоничной парой. Когда мы поженились, мы были молодые люди, далекие от Церкви и даже от мыслей, что когда-нибудь станем священником и матушкой, многодетными родителями...

Читать на сайте

Гражданская война, голод, начало преследования Церкви… Кто и как праздновал Пасху в одну из самых страшных эпох в истории нашей страны? Кто и зачем пытался сделать так, чтобы народ навсегда забыл о Воскресении?

Красный значит революционный

О том, как праздновалась Пасха в России в дореволюционные времена, можно судить хотя бы по классическому описанию Ивана Шмелева в знаменитом романе «Лето Господне». В полночь начинался праздничный перезвон на колокольне Ивана Великого, к нему подключались колокола храма Христа Спасителя, а затем «малиновый звон» разливался по всей Москве. По всей Москве звонили колокола – это была такая красота, которую сегодня даже не знаешь с чем сравнить!

Несколько дней продолжались широкие торжества с участием царской четы и других высокопоставленных чиновников. Все это делало праздник поистине всенародным.

Февральская революция 1917 года пришлась на Крестопоклонную неделю Великого поста. В эти дни в храмах пели тропарь: «Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое, победы благоверному императору нашему Николаю Александровичу на сопротивныя даруя, и Твое сохраняя Крестом Твоим жительство». Но, как только свершилась революция, Синод заменил эти слова на новые: «…Победы благоверному Временному правительству на сопротивныя даруя». Иногда это сокращалось до «благовременного правительства», что звучало довольно двусмысленно, но в атмосфере тогдашней эйфории это мало кто замечал.

или Чистые руки — не признак правоты

Читать на сайте

Человек становится понятен окружающим через свои поступки и слова. Но личность Понтия Пилата остается загадочной, несмотря на то, что его слова и поступки во время суда над Иисусом описаны в Евангелиях достаточно подробно. Во всем поведении Пилата просматривается какая-то парадоксальная раздвоенность, удивительная смесь из намерений, мотивов и решений, которые вроде бы никак не должны совмещаться в одном человеке.

Пилат жалеет Христа и при этом отдает его на зверское избиение. Хочет отпустить ради праздника, а в итоге отпускает вместо Христа уголовного преступника. Испытывает страх, когда узнает о том, что Христос называл себя Сыном Божьим, но не боится отдать Его на растерзание иудеям. Пытается спасти — и сам же утверждает Ему смертный приговор.

Такая расщепленность воли, мысли, чувства вызывает желание упростить эту противоречивую картину, увидеть ее в «черно-белом» варианте, убрав оттенки и полутона. И выяснить наконец, был ли пятый прокуратор Иудеи Понтий Пилат расчетливым тираном, циничным и жестоким (хотя и не чуждым сантиментов), или же добрым, но слабохарактерным человеком, не сумевшим в нужный момент принять единственно правильное решение. В принципе, евангельская история предлагает достаточно материала как для одного, так и для другого вариантов. Но и при таком подходе все равно получаются как бы две фигуры Пилата, одну из которых по своему выбору мы просто выносим за пределы рассуждения.

Читать на сайте

Зрелище самого известного собора Западной Европы, охваченного пламенем, не могло не вызвать почти апокалиптического ужаса. Собор с двумя легко узнаваемыми башнями — слишком хорошо запечатленный в нашей памяти образ, начиная со школьного учебника по истории Средних веков.

Он простоял восемьсот лет, и в его разрушении было легко увидеть катастрофический конец огромной эпохи. То, что Интернет заполнился не только изъявлениями скорби, но и истолкованиями происшедшего, неудивительно.

Но насколько все эти истолкования обоснованны? Действительно ли перед нами грозное знамение погибели Франции и Запада в целом?

Любое событие — радостное или скорбное — включено в Божий Промысл. Но мы не знаем, как именно; скорее всего, даже если бы нам это открыли, мы бы не поняли — Промысл охватывает всю вселенную и включает взаимосвязи, которые мы не способны охватить своим умом.

Кто-то впервые в жизни прочитает о том, что в соборе хранилась древняя реликвия — Терновый венец Спасителя, и задумается о том, что это за венец и, главное, Кто такой Спаситель. Кто-то увидит молящихся на улице парижан — и ощутит желание помолиться, воззвать к небесам. Кто-то почувствует, что один из величайших соборов христианского мира мог исчезнуть с лица земли, — и внезапно ощутит, как ему дорого это здание и та вера, которая его воздвигла.

Читать на сайте

У меня был один знакомый, который любил выпить. Однажды друг позвал его в медицинский институт (тот был лаборантом): «Приходи, отметим, у меня спирт есть». В этом институте ставили опыты на животных. Мой сосед увидел кошек, собак, огромное количество мышей, запертых в клетки, от чего пришел в ужас. А ему объясняют: «Это, Федя, для науки: на них опыты ставим, лекарства придумываем, чтобы ты здоровым был, чтобы жил дольше».

Когда Федя уходил из той лаборатории, оставил украдкой оконный шпингалет открытым, а ночью пробрался и выпустил зверей из клеток. Среди спасенных был и маленький котенок, увязавшийся за Федей, — он уцепился коготками за штанину героя, взобрался по ней на плечо и прижался к Феде, как к самому родному и близкому. Феде ничего не оставалось, как забрать котенка домой. И так этот котенок привязался к хозяину, что ходил за ним по пятам, как собачонка.

Скоро котенок вырос и превратился в на редкость красивого кота, такого, что все завидовали. И вот этого кота украли. Не успел Федя заметить пропажи, как кот вернулся. Оказалось, это соседи забрали кота себе, но тот не дался — расцарапал всех и убежал. А вслед за ним явились и сами соседи, причем кричат, возмущаются, мол, «кот у тебя, Федя, бешеный» — так он их покусал.